НОВЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ

НОВЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ
Виктор СЛАВКИН

Часов около четырех порог ресторана второй наценочной категории “Привет” переступил новый посетитель. Он пересек зал по диагонали и сел за свободный столик.
Прошло минут двадцать.
Официант Володя отдал подержать недокуренную сигарету одному из своих коллег, правой рукой пригладил фрагмент русского народного орнамента, слегка отставший от левого рукава, и двинулся в сторону вновь вошедшего. Подойдя, официант молча указал на бумажную салфетку, лежащую посередине стола, на которой было написано: «Столик не обслуживается*.
Посетитель смотрел на официанта взглядом доброй собаки, услышавшей от хозяина слово «гулять».
—           Пересядьте, где уже сидят,— терпеливо разъяснил Володя. — По одному я накрывать не буду.
—           Не гоните меня,— робко произнес гость.
—           Вам русским языком сказано — столик не убран.
—           Я подожду.
—           Как хотите. Будете сидеть.— Володя потерял всякий интерес к разговору.
—           Я сижу,— сказал гость.— Спасибо,
—           Только не надо грубить,— предупредил официант.
—           Я посижу. Не волнуйтесь. Ничего.
—           А какие могут быть вообще претензии? Только сел, а уже...
—           Как вас зовут? — спросил гость.
—           Скандалить будете? Ну-yу.
Официанты, курившие у столика
администратора, почувствовали что- то неладное, просторные их пиджаки налились изнутри молодыми мускулами, ощетинились своими острыми лацканами.
—           Я не скандалить.— Гость, казалось, вот-вот заплачет,— Я познакомиться.
Володя дал отмашку товарищам, их пиджаки снова опали.
—           Володя,— сказал Володя.
—           Мое имя может показаться вам странным...
—           Что будем есть? — спросил официант и вынул блокнот.
—           Не спешите, Володя. Докурите свою сигарету, рассчитайте соседний столик, да и меню у вас с собой нет—
—           Еще не напечатали.
—           И славно. А я пока посижу. От предыдущих клиентов остался хлеб, на столе есть горчица — что еще надо?- Ведь вам не с руки сейчас мною заниматься?
—           Не е руки,— согласился Володя, но от стола почему-то не отошел.
Посетитель взял из вазы кусочек черного хлеба, густо помазал его горчицей, посыпал солью и, наклонив свою хорошо причесанную голову над этим блюдом, глубоко втянул а себя его запах,
—           С голодного края, что ли? — хмыкнул официант.
Посетитель поперхнулся, закашлялся. Официант сильно стукнул его по спине.
—           Володя, я хочу вас просить... вернее, можете вы мне обещать... короче, если я вам признаюсь в одном предмете, дайте слово, что не измените ко мне своего расположения.
—           Из заключения едешь? — догадался официант.
—           Я... иностранец...— тихо произнес посетитель. И уже совсем убитым голосом добавил: — Капстрана.
Володя дернул кадыком, будто абрикосовую косточку проглотил, и сипло сказал:
—           Скатерть разрешите позволить переменить.
—           Я так и знал...— сник гость, и его
знаю...
—           И правильно делаете.— Посетитель прикрыл пятно ладонью.— Это карликовое государство, не имеющее в мире никакого существенного значения. Гранд-Карло, не слыхали?
—           Нет.
—           Мы самая богатая страна в мире,— печально сказал посетитель и откусил кусочек хлеба.
—           Но горчицы у вас, видать, такой нет! — В официанте заговорила профессиональная гордость.
— У нас есть dсе. Кроме экономических проблем. И вообще проблем. Каких бы то ни было.
—           Ну вот что, — мрачно сказал официант,— мне работать надо.— И попытался отойти от стола.
Иностранец еле удержал его за полу пиджака.
—           Володя, милый! Вы не представляете, что это такое.
—           Представляем. В кино видели.
—           О нет! То, что вы видели я кино, не идет ни в какое сравнение с тем.

что творится у нас. Это страшно, страшно!.. Наши мускулы вянут, стынет мозг, пропадают инстинкты, исчезает иммунитет — нация вырождается.
Хлеб в руках посетителя дрожал.
—           И только у вас я чувствую себя человеком.— Посетитель вдруг улыбнулся.— Знаете, как только я пересек границу, я сорвал с себя все свое и купил все ваше, В ближайших «Промтоварах* — рубашку, туфли, этот костюм... Купите себе такой, Володя, там еще есть. Воротничок трет, в шагу тянет, режет под мышками, давит пояс... Но я чувствую предмет, нахожусь а постоянном контакте с вещью, борюсь с ней! Это вселяет я меня энергию, веру в победу. Я знаю, вы мечтаете одеваться от Кардена, нет, Володя, нет —только от «Промтовара»!
—           С жиру беситесь,— сказал официант.— Знаете такую нашу пословицу?
—           Это не пословица, Володя, это поговорка.— Посетитель снова погрустнел.— Во всяком случае, так считает Даль Владимир Иванович.
—           У вас что, родители из русских?
—           Вот вам еще один пример. Я коренной грендкарлик, но стоило мне захотеть, как наша туристическая фирма за две недели — всего за две недели! — внедрила в меня словарный запас в объеме четырех томов того же Даля и сообщила полное отсутствие всяческого акцента. У них отработанная методика, я не прикладывал никаких усилий. А радость труда, а прелесть постижения нового предмета?.. Можно так жить, Володя?!
—           А вы вот что,— прищурился официант,— если уж так припекло, отошлите, что у вас лишнего, а Африку, там потребят, а вы малость отдохнете.
Посетитель с уважением посмотрел на своего собеседника.
—           У вас государственный ум, Владимир. Но вы не знаете нашу безнравственную промышленность. Мы можем отдать все. Или сжечь. Они тотчас воспроизведут это все в двойном размере.
—           Ну уж не знаю тогда, что для вас и придумать! — Володя развел руками и изобразил на лице крайнюю озабоченность.
Посетитель возбужденно заговорил:
—           Я не в первый раз в вашей стране. Я езжу сюда не просто так, не просто так... Я хожу по улицам, посещаю магазины, столовые, прочие места вашего общественного пользования, и везде, везде я вижу горящие глаза, целеустремленные лица, осмысленные движения... Жизнь кипит, народ действует, все вокруг меняется к лучшему. Человек борется — значит, он существует, черт возьми! Я это чувствую уже по себе, уже сейчас. Вот, к примеру, зайди я, положим, в наш грандкарликовый ресторан — на меня тут же набросились бы эти акулы сервиса, гангстеры сферы обслуживания, эти наши террористы общественного питания, вмиг они превращают человека в сытую, удовлетворенную скотину. А взять ваше благословенное заведение, ваш душеспасительный «Привет*... Я переступил его порог, испытывая острое чувство голода, давно мною не переживаемое, и вы, тонко уловив это мое состояние, не спешили подойти ко мне. Я сидел за столом и от нечего делать, на голодный желудок начал размышлять о своей жизни, сами собой стали всплывать воспоминания. Я вспомнил, как в детстве разбил коленку, маму вспомнил, папу„ Я давно не думал о них.
—           Вот это плохо,— строго сказал Володя.— Я своей мамахен раз в неделю вкуснеца какого обязательно завезу.
—           И даже подойдя ко мне,— продолжал посетитель,— вы не разрушили моего настроения, а, напротив, усугубили его своим любезным отказом обслужить. Спасибо вам. Но как, как научить этому наших остолопов!
—           Очень просто. Как по-вашему будет «Столик не обслуживается»?
—           Это непереводимая игра слов...
—           Вот и пусть ваш остолоп напишет эту игру на бумажке и положит на стол.
—           И все?
—           И все.
—           Но какой смысл?..— Видно было, что посетитель с трудом постигал новую для себя идею.— Ведь пропадает посадочное место... доход... прибыль...— рассуждал он вслух.
—           Ну, знаешь, будете об этом думать, ничего у вас не получится]
—           Кухня работает, надо реализовывать...
—           А пусть кухня сама потребляет часть того, что наработает.
—           Как это?

—           Или домой с собой прихватывает.
—           Не понимаю...
—           А чего тут понимать! У каждого повара должна быть сумка. Приносит он ее на работу пустой, а уносит битком.
—           «Битком»?.. Что есть «битком»?
—           Э-э-э, вот вам и хваленое знание русского языка!
Голова гостя упала на грудь.
—           Ну, ну, парень, ты чего?.. Что с тобой?.. Да не плачь ты, ты чего?..— Володя потряс посетителя за плечо. Тот снова обрел форму.
—           Это не слезы, мой друг, это такие наши контактные линзы. Они не имеют ни веса, ни толщины — только блеск, который молодит человека. Я старый, Володя... Это у нас просто такая физическая форма. Не верь, Вова, не верь! Я старый, больной человек, а они, эти наши убийцы в белых халатах, они сделали из меня молодого и здорового. Я играю в теннис, плаваю, меня любят молоденькие девушки. А мне, Вовка, мне хочется с моими сверстниками сидеть на бульваре, играть в шахматы, стоять в очереди за творогом, а если его нет или он кончился — идти в другой магазин, в третий... с друзьями, толпой, компанией... иог ехать в автобусе в час лик на другой конец города. О, сколько историй можно рассказать друг другу по пути!.. Мы все вместе, сообща, заодно, вкупе, миром, гуд- том... Ты меня уважаешь, Вовчик, уважаешь меня, В овец, скажи, уважаешь?..
—           Уважаю, дед, уважаю. Вот только...
—           Что!!! — воскликнул посетитель трагически.— Что!!
—           Тихо ты,— оглянулся по сторонам Володя. В ресторане уже почти никого не было.— Я говорю, кухня сейчас уйдет. Ребята тут не нанимались тебя до ночи обслуживать.
Гость поник.
—           Тогда, Володя,— сказал он,— у меня последняя к вам просьба. Принесите мне что похуже.
—           Это сделаем.— Официант чиркнул что-то в блокноте и направился в сторону кухни.
Подойдя к раздаточному окну, он крикнул туда:
—           Вася, бифштекс пережаренный с вчерашней картошкой один раз!
—           О'кэй,— откликнулся Вася и добросовестно исполнил заказ.